Музыка как судьба ( отрывки из книги) ⇐ Свиридов

[Динкал]

Тетрадь 1972–1980 [58]О критиках Неправильно пишут о моем пристрастии к литературе или что я считаю литературу первой в иерархии искусств. Последнее — совсем чепуха.Я же пристрастен к слову (!!!), как к началу начал, сокровенной сущности жизни и мира. Литература же и ее собственные формы — это совсем иное. Многое мне в этом (в литературе собственно) чуждо. Наиболее действенным из искусств представляется мне синтез слова и музыки. Этим я и занимаюсь.[59]***На свете было много людей знаменитых, особенно сконцентрировавших в себе зло и обладавших, притом, огромной, иногда прямо-таки беспутной властью для осуществления этого зла: Гитлер, Римские Цезари, Нерон, Калигула, Тиберий, Иван Грозный. Но много ли было людей активно добрых и обладавших властью творить добро? Много ли их в наше время? Много ли активно творящих добро, не по случаю или другим побуждениям, а по самому желанию творить именно доброе? ***«Там, где для созерцания прекрасного нужны знания, а не только духовное богатство или даже духовная культурность, там кончается искусство». Н. Н. Пунин «Аполлон» XI 1913 г. № 9[1] [60]***«Там, где наука заменяет живое отношение к явлениям мира, там нет и не было никогда искусства».Там же. ***Искусство, в котором присутствует Бог как внутренне пережитая идея, будет бессмертным.24.VII.1975 г.[72]***Слышал по радио лекцию о «Классической» симфонии Прокофьева, читал Мансуров (дирижер). Все одно и то же: симфонизм — это новаторство, взрыв традиций. Все это очень льстит пропагандистам этой музыки, главным образом — дирижерам, которые, таким образом, считают себя причастными к великому.Никому не приходит в голову, что давно уже стары эти «взрывы» и они стали такими же тривиальными, как и тот благополучный симфонический стиль эпигонов Корсакова или Чайковского, в противовес коему и выдвигалось искусство Прокофьева.По всей вероятности, возврат к национальной традиции, не только в смысле интонационного языка, но и по существу, в смысле нравственно-этического содержания — вот истинное, новизна для нашего времени.Эклектизм (симфонический, главным образом) себя совсем изжил.[73] Песня. Синтез слова и музыки. Символическое искусство. Мелодия — символ, например, Марсельеза.[74]***Вся жизнь (видимая) — ложь, постоянная ложь. Все уже привыкли к этому. Мы живем, окруженные морем лжи. Дети и родители, мужья и жены, общества, континенты, целые народы живут в полной неправде. Отношения человеческие (видимые нами), государственные, деловые — ложь.Правда возникает лишь на особо большой глубине человеческих отношений, возникает редко и существует, как правило, короткий срок. Потому-то так ценна всякая правда, даже самая малая, т. е. касающаяся как бы малых дел. Правда существует в великом искусстве, но не во всяком искусстве, считающемся великим.В оценках (узаконенных как бы временем) тоже многое — неправда. Лживого искусства также очень много. Вот почему так воздействует искусство Рембрандта, Мусоргского, Шумана, Ван Гога, Достоевского, Шекспира и др. великих художников. Но не всё правда даже в этом великом искусстве, часто ее искажает, например, красота (эстетизм!), ремесленное начало искусства; например, у Баха много фальшивого, пустого искусства (фуги и др.). Есть неправда от позы художника, от самой неправды его души и от многих других причин.Вся эта мысль очень верная, трудно ее высказать мне, не хватает слов и, м.б., понимания всей глубины этой идеи, сейчас, ночью, пришедшей мне в голову, совсем не от дум об искусстве, а из размышления о человеческих отношениях.[80]Николаев. Цикл на слова Марины Цветаевой Безупречного вкуса, ни одной фальшивой, неверно взятой ноты, ни одной лишней ноты для украшения, нигде автор не показывает своего умения, не щеголяет мастерством

[Динкал]

[81]и т. д. Нет желания показаться (прослыть) Русским, в наше время это часто встречается. Это — Русское и по существу, и по духу, по самой природе. Редкое, счастливое совпадение Поэта и Композитора.Это не значит, что цикл Николаева, как бы полностью, соответствует Цветаевой в поэзии. Взятая лирика Цветаевой — совершенно своеобразная, изысканная в своей простоте, лирика без жеманства, за которой угадывается глубокая и страстная женская душа. Вот это удалось, мне кажется, в музыке Николаева.Здесь он поднялся до большой высоты, до подлинной поэзии. Правдивые, свежие интонации. Линия, идущая от Шумана с его циклом «Любовь и жизнь Женщины» на слова Шамиссо, этим истинно гениальным откровением пламенного немецкого романтизма. В качестве предтечи этого произведения назову также чудесный цикл Прокофьева «Пять стихотворений Анны Ахматовой». Цикл Николаева я осмелюсь поставить в ряд подобных произведений по красоте музыки, безупречности вкуса и глубине раскрытия женского характера. *** Слово и музыка, литература и музыка, музыкальное произведение может существовать только тогда, когда оно добавляет нечто к стихам или литературному сочинению. Иждивенчество: комиксы — вульгарный вкус и тон. За счет приспособления великого искусства для своих незначительных, мелких художественных задач.Неточная, очень неожиданная и оригинальная рифма, которую теперь во множестве употребляют современные поэты, от какового употребления она становится либо заезженной, либо вычурной.Эти свежие, оригинальные, но не вычурные, а какие-то внутренне оправданные рифмы.Это — настоящий, красивый, я бы сказал, изящный русский язык.Задача композитора совсем не в том, чтобы приписать мелодию, ноты к словам поэта.Здесь должно быть создано органичное соединение слова с музыкой.[82] В сущности, идеалом сочетания слова и музыки служит народная песня. Я имею в виду подлинную народную песню, а не многочисленные подделки, мещанский романс и пр.[86]Шостакович[2] Литературные привязанности: Гоголь, Пушкин, Чехов, Лев Толстой (статьи), Шекспир, словом — классика.Петербург-Ленинград — творческая тема: «Нос», 1-я симфония, 7-я симфония, 11—12-я симфонии. Любовь к городу — бытовая...

[Динкал]

[87]Возврат к классическому искусству после Модернизма, Шутов и т. д. Арлекинада не была ему чужда. Но это скорее сродни европейскому «шутовству» (Шекспир), а не «скоморошине». «Трагическая арлекинада».Чувство формы, Ленинград, его пригороды.Возвратил Искусство к Большой теме, взял центром его прежде всего — глубокое, общезначимое содержание.Вольнолюбивый Бетховен, «голландец», как он иногда называл его. Бетховен «Героической симфонии», Аппассионаты, Бетховен пламенного «Эгмонта».Особенно любил он один портрет Петра Ильича, висящий в одной из комнат Клинского музея (он называл этот портрет «после вчерашнего»),«Закрытый», всегда внутренне напряженный был человек. Редко я видел его говорящим открыто, просто, правдиво. В один из таких разговоров помню его слова: «Моя жизнь — это "одиночество на людях"».Хорошо помню, как играл ему некоторые свои вещи. Сонату для фортепиано[3] играл осенью 1944-го года в его квартире на Пушкарской. Прослушав, он сказал: «Юрий Васильевич, Вы достигли мастерства. Теперь все зависит от Вас!»Где играл Трио — не помню, что он говорил — тоже не помню, помню только, что хвалил. Спросил: «А Вас не смущает, что место перед концом (хорал) похоже на мое Трио?» Я сказал: «Я знаю, но мне это приятно!» Тогда он сказал: «Пусть будет так!»«Страну отцов» он очень любил. В Москве я играл ее в Секретариате, потом было обсуждение, он тоже выступал. Потом были какие-то другие дела, а к вечеру, прощаясь, он сказал: «Юрий Васильевич, спасибо! Благодаря Вам я провел сегодняшний день в атмосфере прекрасного».Получил я как-то деньги (большую сумму — тысяч шесть) в Комитете по делам искусств на Неглинке. Запечатанные пакеты положил в карманы, не стал проверять. Пошел сдать деньги на сберкнижку на Кузнецкий мост, как помнится. В каждой пачке оказался недохват одной, двух купюр. Потом как-то был у него и рассказал ему про это. Он говорит: «Со мною тоже это бывало (в этом месте), но не надо обращать внимания». Я говорю: «Я и не обращаю!»[88]Бернса[4] играл ему в квартире покойной Софьи Васильевны на Дмитровском переулке. Слушали Дм<итрий> Дм<итриевич> и Гликман И<саак> Д<авидович>[5], а Софья Вас<ильевна>[6] накрывала в соседней комнате к обеду.Я сыграл с удовольствием и ждал, что скажут. Рукопись осталась незакрытой, Дм<итрий> Дм<итриевич> взял последнюю страницу, закрыл ее и сказал: «Одна (песня) лучше другой. Пошли обедать!»Помню первое исполнение «Страны отцов» в Лен<ин-гра>де, в зале <им.> Глинки. Д<митрий>Д<митриевич> приехал, жил в «Европейской». После концерта пришли к нему в номер, он говорит: «Посидите, я сейчас». Мы остались втроем: Эльза[7], Гликман и я, а он побежал к Елисееву в магазин.Вернулся через 1/2 часа, нагруженный покупками, заняты были обе руки, а в карманах — вино. Сделали — пирушку. Когда я играл в Союзе Лен<инградских> комп<озито-ров> свою Стр<унную> симфонию[8], он выступил на обсуждении и говорил: «Свиридов — это наша надежда» и еще несколько раз так говорил.Выдвигая в Союз РСФСР, говорил: «Свиридов — это наша гордость». Вспоминаю, он рассказывал, что был на беседе с Пономаренко (после смерти Сталина назначен министром культуры), тот сказал ему: «Вы — наша национальная гордость». Он страшно был доволен, говорил об этом с чувством.Хорошо известно, что не тот человек патриот, кто кричит об этом на всех углах, а тот, кто любит свою Родину, свой народ, гордится им, верит в его могучие силы, тяжело переживает и возвышает свой голос против несовершенства жизни. Глубоко скорбит...Это большая традиция Русской общественной и художественной Мысли. Именно в таком смысле патриотами своего Отечества являлись Гоголь и Лев Толстой, Петр Ильич Чайковский и Мусоргский.Демократизм.Обращение к большой аудитории с большой и важной мыслью. [Искусство Шостаковича патетично.]

[Динкал]

[89]Ему был чужд какой бы то ни было вид музыкального снобизма, сознательного обращения к «избранной» аудитории.Такой вид искусства был ему чужд и вызывал у него ироническое отношение [он глубоко презирал. Это я говорю с полным основанием].Искусство, вдохновленное горячей любовью к людям и глубоким сочувствием к человеческому страданию.[К нему вполне можно отнести слова Мусоргского: «Искусство есть не цель, а средство для беседы с людьми».][Да здравствует человеческий гений, носитель правды и добра. Искусство Шостаковича никогда не умрет, бессмертно, ибо оно правдиво и прекрасно.]Он внес в искусство огромное общественное содержание....ибо никогда не умрет стремление человека к добру и правде.Если Советская музыка усилиями своих выдающихся творцов стала значительной частью современной музыкальной культуры;если она обладает своим характером, своим самобытным содержанием, которое она черпает в жизни нашего Советского народа;если она имеет, наконец, свой стиль, свои формы и свой, присущий ей богатый интонационный язык, то заслугу Шостаковича во всем этом невозможно переоценить, так она велика.Шостакович не пошел дальше по тенденции разрушения основ музыкального языка, мелодики, гармонии и формы.Он не только не пошел дальше...Он занялся созиданием, а не разрушением.Он воскресил большие формы классического музыкального искусства, вдохнул в них новое содержание, новую жизнь.Создал новые, присущие только ему формы, внеся тем самым вклад исторического значения в мировой музыкальный процесс.Гармонические завоевания Дебюсси, Стравинского и Берга, неоклассические стилизации Прокофьева и Стравинского, все было им освоено и переплавлено при огромной температуре в горниле Души. В результате появился его собственный совершенный неповторимый язык и стиль. По нескольким тактам музыки сразу скажешь: это Шостакович.[90] Музыка его остается здесь, на земле.Шостакович-композитор будет всегда жить. Его музыка звучит повсюду, можно сказать, что воздух над землей постоянно заполнен звуками его музыки. Но Д. Д. Шостакович-человек уходит от нас и сегодня мы прощаемся с ним.Много человек этот сказал хорошего людям, много принес он добра своей Родине. Он еще раз показал всему Миру, каких могучих, каких прекрасных людей рождает наш народ.Творчество Шостаковича означало в музыке совершенно новую эпоху.Мальчиком он был свидетелем Октябрьского переворота и всех последовавших событий с Петрограда.[Жизнь Шостаковича - это жизнь борца.]Говоря о его прекрасных человеческих качествах, я хотел бы прежде всего сказать о его непреклонном мужестве, вызывающем глубочайшее уважение. Мягкий, уступчивый, нерешительный подчас в бытовых делах - этот человек в главном своем, в сокровенной сущности своей был тверд как кремень. Его целеустремленность была ни с чем не сравнима. [Этот человек знал, что он делал, и понимал, кто он такой.]Глубочайшее уважение к человеческой культуре, ко всему сделанному человеком за свою историю, чем человек (он) украсил свою жизнь, сделал ее лучше, благороднее, чище. Ему был чужд нигилизм, малейшее...Не говоря уже о музыке, которой он, можно сказать, жил, познания его в которой были поистине энциклопедическими. Бетховен, Моцарт, Шопен, Бах, Чайковский [Мусоргский].Гоголь, Пушкин, Чехов, Лев Толстой - это было то, на чем он вырос и что носил в себе до конца дней своих.Он умел сделать послушной себе музыкальную материю. В его руках она оставалась всегда живой, он только придавал ей ту форму, которую считал необходимой.В лучших его сочинениях поражает красота и выразительность тематического материала, первое качество большого таланта, без которого немыслимо создание ничего истинно замечательного.Уже полвека существует Шостакович-композитор как общественное явление. К нему вполне можно отнести слова Мусоргского: «Искусство есть не цель, а средство для беседы с людьми»[9].

[Avensium]

нашла в интернете аудиокнигу "Музыка как судьба"http://torrents.ru/forum/viewtopic.php?t=1625140